* * *
Дни не размножаются в неволе,
только лишь становятся сутулей,
а вчерашний день упал за поле,
словно сняли снайперскою пулей.
Утром за окном явился новый,
подвывая мусорной машиной,
томный, нерабочий, бестолковый,
с постной и подвыпившею миной.
Он такой же точно, как вчерашний,
будто нарисован под копирку –
будем на своей балконной башне
трепетать от птичьих перечирков.
Но уже, непасмурный и броский,
взят всевышним снайпером на мушку.
Посмотри, как в небе светит Бродский –
солнце в рыжеватых конопушках.
* * *
А соловьи стараются без толка –
весенний город, холоден и пуст,
закрыты заведения, и только
под сквозняками вздрагивает куст.
Идет от солнца луч-гипотенуза
и вот уже он высветлить готов
конструкции Советского Союза
веселеньких собянинских цветов.
Вдоль трассы пять рабочих общежитий
рассветы держат шиферным хребтом.
На фоне исторических событий
я выгляжу беспомощным кустом.
Не хочешь, а проскакивают строфы,
материя цепляет, как репей –
в условиях глобальной катастрофы
что может быть никчемней и глупей.
Рождаешься прозрачной и безликой,
и сочиняешь медленно потом
ту сказку, где была бы земляникой,
летящей птицей, розовым кустом.
* * *
Посмотреть на клен с балкона,
черепахе бросить корма
я спешу, минута – это
исчезающая форма.
Так вот встанешь в тихом доме
светом утренним залитом,
и поймешь, что все минуло,
что исчерпаны лимиты.
Пели иволги, а после
улетела в небо стая,
жил старик, но летом умер,
снег лежал, потом растаял.
Даже облако из пыли
постепенно стало солнцем –
все когда-нибудь исчезнет,
все когда-нибудь вернется.
И костры средневековья,
и реформы вольтерьянства
растворились, время – это
обнуление пространства.
* * *
Не слышится «Владимирский централ»,
проспекты от ветров перекосило –
прохожие отправились в астрал,
пока нас по галактикам носило.
Но где мы были? В выжженной траве.
Куда мы шли? История не знала.
Мы обитали в глупой голове,
теперь живем в мозгу у маргинала.
Нас ветер по галактикам таскал,
теперь мы в общежитиях осели,
все выглядит прозрачным – облака,
деревья, опустевшие качели.
Мы выполняем заповедь Кремля,
сидим в домах и смотрим в мониторы –
когда исчезнут небо и земля,
останутся лишь древние соборы.
Идет навстречу дева из стекла,
по тротуару звякая стопами,
подумаешь – вот смерть моя пришла –
а это просто маска с черепами.
* * *
Способен каждый имярек
застыть улиткою на склоне –
мы были гражданами рек,
теперь гуляем на балконе.
Улыбок жалких чертежи
давно утеряны, однако
в основу краденой души
легли лекала Пастернака.
Вода откладывает соль
на рукомойнике забытом,
а на балконе антресоль
захламлена нездешним бытом:
горшками, банками, литьем,
любовью к стоптанным калошам,
и если славится нытьем,
то о хорошем, о хорошем.
* * *
Город. Холодный город –
мая такого сроду
не было. Генри Торо
нам завещал природу
и одинокость быта.
Значит, сидеть на кухне
нужно. Окно открыто.
Скоро закат потухнет.
Гадость. Какая гадость
этот китайский вирус,
я испытаю радость,
если на волю вырвусь,
чтобы смотреть на ивы
и созерцать кукушек.
Выстроены массивы
новенькие. Послушай
как голосят лягушки
в пригородных озерах.
Музыка – это уши.
Зрение – лишь сетчатка.
Лето наступит скоро.
Хочется жить на Марсе
рядом с усадьбой Маска.
Каждый шестой – в перчатках,
каждый четвертый – в маске.
Весна 2020
Об авторе:
ШЕВЧЕНКО ГАННА – поэт, прозаик, автор нескольких книг книг, лауреат международного драматургического конкурса «Свободный театр», премии Gabo Prize Winners (Великобритания) за переводные стихи и Международной премии имени Фазиля Искандера, финалист поэтической премии «Московский счет», повесть «Шахтерская Глубокая» вошла в лонг-лист премии «Национальный бестселлер». Член Союза писателей Москвы.
Публиковалась в литературных журналах «Дружба Народов», «Октябрь», «Арион», «Сибирские огни», «Крещатик», «Дети Ра», «Новая Юность», Зинзивер», «Интерпоэзия», «Homo Legens», «Новый Берег», «Новый Журнал», а также в сборниках и антологиях поэзии и короткой прозы. Рассказы входили в сборники ведущих издательств, включая «АСТ» И «Эксмо». Участник ежегодных Форумов молодых писателей России в Липках.
Живет в России
